Думы о делах насущных помогли привести душевное состояние в порядок. Встав с пола, разложила в углах комнаты продукты.

Задействовала магию метаморфа, поползла по полу, исследуя раздвоенным языком пространство вокруг, настраивая органы чувств.

Первым включились в работу органы слуха, уловив вибрацию пола и звуки, доносящиеся из материнской комнаты, качаясь, приподнялась. Сразу задействовала зрение и тепловую чувствительность. С огорчением не обнаружив теплокровную добычу, отдалась во власть обоняния и ощутила внутреннее раздражение.

Запах мертвой тушки меня не привлек. Из этого я сделала вывод, что змеи любят свежатину. Мысли о пище навеяли зверский голод и прилив слюны во рту. Делать было нечего, убивать живых существ я не собиралась, поэтому доползла до курицы и вонзила в нее свои клыки и тут же их вытащила. Побоялась змеиных рефлексов по заглатыванию пойманного трофея.

Человеческий облик приняла довольно-таки быстро. Еще одна моя победа. Благодаря тренировкам я не испытывала дискомфорта, воплощаясь в Уфу. Уже начала работу над полу-оборотничеством. Это когда ноги и туловище извиваются в змеином теле, а руки и голова человеческая. Очень сложно, но упорство мое — кредо.

Наблюдая, как на голой куриной кожице от точек укуса расползается чернота, чуть не запрыгала от радости.

— Есть! — сделав рукой определенный жест, подхватила лежащее на полу яблоко. Машинально, вытирая от пыли, провела им по голому животу и, запустив в рот зеленый фрукт, зажмурилась от брызнувшего в рот сладко-кислого сока. Откусив приличный кусок, жуя в наслаждении попадания пищи в желудок, последовала на выход делать утренние процедуры…

Надев нижнее белье и чулки, приложила к телу корсет и, вдохнув полной грудью, застегнула крючки, расположенные по переду утягивающего изделия. Быстренько влезла в подъюбник из пышной жесткой сетки. Машинально накинула на себя муслиновое платье светло-зеленого цвета с кружевом темно-зеленого цвета по рукавам и подолу. Затянув на боку шнуровку из лент, покрутилась у зеркала, расправляя юбку.

В комнату, как по расписанию, впорхнула Уана.

Я безропотно села на пуфик, стоящий у зеркала. Пока служанка занималась моими волосами, обдумывала сегодняшний план действий.

Позавтракав, мы с матерью отправились в контору. Захватив стряпчего с документами, поехали в таверну «Черный эдельвейс».

Вначале стряпчий переписывал договор на имя графини Яримы Барванской, а она в это время во все глаза осматривала убогость обстановки помещения. Обняв ее, шепнула на ушко:

— Ты только верь в меня. И я обещаю, что ты ни в чем не будешь нуждаться.

Высвободившись из моего захвата, Ярима прошлась пальчиками по моему лицу.

— Для меня главное, чтобы с тобой ничего не случилось. А все остальное я переживу.

Заверив договор подписями, а затем и магически, я обговорила с Энзо Калинских о дальнейших планах, уверив, что завтра уже прибудут рабочие по ремонту таверны.

Сев в карету, мы довезли стряпчего до конторы и отправились на главную площадь. Обговорив с Сиаримом, что он будет дожидаться нас у крыльца своего дома.

Нанимать двуколку не стали, а решили прогуляться. Выйдя из повозки, я подставила лицо лучам солнца. Наслаждаясь весенним теплом, улыбаясь, морщилась от яркого света, припекающего щеки.

Открыв глаза, обнаружила, что Ярима ушла от меня на приличное расстояние. Спешить не стала. Не хотела, чтобы, увидев меня рядом с матерью, сиятельные леди показывали ей свое презрение.

От заключения договора настроение было приподнятым. Наблюдая за прохожими, слушая разносящимися по площади разговоры и крики, не сразу уловила мотив знакомой песни.

Повернув голову, стала наблюдать, как мама, не отрывая взора, медленно направляется в сторону Риамского.

Перебирая струны гитары, Растиан, отдавшись словам песни, не сразу заметил Яриму. Сбившись, не отрывая взора от идущей к нему женщины, продолжил петь:

«Я так давно люблю все твои странности

Странная женщина, странная

Схожая с птицею раненой.

Грустная крылья сложившая, радость полета забывшая.

Кем для тебя в жизни стану я.

Кем для тебя в жизни стану я.

Странная женщина странная…»

Вкладывая в свой голос душевную тоску, он пел для единственной женщины, стоявшей недалеко от него, совершенно не обращая внимания на столпившихся вокруг красавиц, строящих ему глазки. Еще бы этим клушам рты не раскрыть, на эталон женской мечты двухметрового роста, больше похожего на возвышающую скалу. Все решено. Не отстану от Риамского, пока не согласится выступать в моем музыкальном ансамбле. У меня для него столько песен, что он станет одним из популярнейших певцов.

Задумавшись о славе певца, не заметила, как изменилась обстановка вокруг. Поняла это, когда увидела, как Растиан повернул голову на разносившийся по площади шум. А когда мужчина вновь посмотрел на меня, в его темных глазах кричал страх.

— Беги!

Услышав его крик, пропитанный отчаяньем, наблюдала, как он, подхватив Яриму, прижав ее к своей груди, развернулся спиной, встречая первую лавину бежавших людей.

Повернув голову, с недоумением смотрела на несущуюся толпу. Онемев от увиденной картины, с трудом уловила разносившейся отчаянный крик матери:

— Киара! Киара!

Инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Развернувшись, понеслась вперед, вспоминая все услышанные и читаемые на земле предупреждения. Как нужно вести себя в бегущей толпе?

«Главное, не упасть... главное, не упасть. Иначе затопчут и имени не спросят. Откуда эти придурки взялись? Фанаты? Но их вроде еще нет в этом мире...»

Пока в моей голове проносились мысли и горела грудь от нехватки воздуха (то еще дело — бегать в корсете) меня обогнали лидеры забега. На мое счастье, открылось так мне необходимое второе дыхание. Включив скорость, растирая на лбу и вискам бегущие капельки пота, рванула за мужиками.

Вид стоящего впереди деревянного сооружения напряг. Особенно тяжелое на вид косое лезвие, веревки и две доски с выемкой. Когда поняла, что это все мне напомнило, резко остановилась. И тут же в меня кто-то врезался, чуть не свалив с ног. Смачно выругавшись, мужик успел схватить меня за руку, потащив за собой.

Мы оказались в числе первых, заняв лучшие места для обозрения выстроенного постамента и размещенной на нем гильотины. Доступ к ней загораживали выстроенные кольцом стражи. Но, помимо этого, в метре от них была выстроена магически построенная стена. Узнала я это после того, как проскользнула сквозь нее от легкого толчка в плечо.

Успев притормозить в паре сантиметрах от широкой спины одного из стражей, встала, как истукан. Повернув голову, с прищуром посмотрела на мужика, поспособствовавшего мне. Мужик, пожимая плечами, почесывал затылок, а остальная толпа в недоумении посматривала на меня.

Сделав шаг назад, хотела присоединиться к общественной массе, собравшейся для обозревания казни, но передумала. Не захотела находиться среди раскрасневшихся мужиков и их потных тел.

Повертев головой, осматривала пути побега. От одной лишь мысли о казни содрогалась, не говоря уже о том, чтобы смотреть на это представление. Подхватив юбку платья, чтобы не мешала, встав на цыпочки, крадучись, пошла искать путь ухода из этого места, не обращая внимания на улюлюканье и разносившиеся мужские смешки.

Но, к сожалению, улизнуть не удалось. На веселье толпы обратил внимание один из стражей. Покрутив головой, он заметил меня и быстро донес старшему по званию.

Поморщившись от болевого захвата руки, посмотрела на стража и, включив дурочку, захлопала ресницами.

— Ты как здесь оказалась?

Сверкнул он меня своими глазищами.

— Понятия не имею, дядечка. Гуляла с мамой по площади, смотрю, на меня мужики несутся с выпученными глазами. Подумала, что от моей красоты ошалели. Да куда мне их столько? Вот и побежала от них, куда глаза глядят?

Дружный мужской гогот разнесся эхом по площади.

А я что, я ничего, ресничками хлоп-хлоп. А дальше нотки жалости в голос добавила: